Невеста и Чудовище - Страница 56

В шесть двадцать, одетая к выходу, я закрыла ноутбук и двинулась к весне.

– За сорок минут доберемся, – сказал мне таксист у вокзала.

Я прилегла на заднем сиденье. Сильно стучало сердце. Я положила одну ладонь на живот, а другую – на грудь слева. Пусть послушает мой тамтам.

Мы подъехали к дачам на заливе. Я попросила остановиться. Уже изрядно посветлело, но дом Байрона был освещен – горели все окна. На подъезде к нему стояли две милицейские машины и фургон. Я вышла из такси, подошла к соснам. На фургоне была надпись «Лаборатория». Только в этот момент я вдруг поняла, что натворила. Мне стало жалко Байрона и его родителей за поруганный чужой обувью дом, за ужас разрытой под беседкой могилы. Бедный Бирс. Теперь уж он не станет улыбаться всякий раз, когда меня увидит.

Вернулась в машину. Когда мы доехали до поворота на проселочную дорогу, я так отчетливо увидела впереди Верочку, что чуть не закричала. А потом поняла, что она мне мерещится – можно сморгнуть ее, и все. Не является, как до этого – с болезненной реальностью, а просто мерещится.

– Дальше куда? – спросил таксист, притормозив.

Я осмотрелась. Мы доехали до конца проселочной дороги. Дальше в точности, как на карте, начиналась болотистая местность. Над этой болотистой местностью нависало серое болотистое небо, из которого сыпалась то ли мелкая крупа, то ли колючий дождик. Где-то там, за болотом, или внутри его течет река. Не для всех...

Тем не менее было уже вполне светло. Я вышла из машины, осмотрелась и испугалась – совсем светло. 30 октября. Достала телефон, а на нем пропало время, пока он был в отключке. Пришлось спросить у таксиста.

– Семь часов тридцать две минуты, – сообщил он.

– А почему тогда мне кажется, что рассвет уже случился? – показываю на небо.

– Не знаю. – Он пожал плечами. – Время перевели на час назад.

Ноги мои подогнулись, я схватилась за открытую дверцу:

– Кто?.. Кто перевел?

– Государство, – усмехнулся таксист. – Переход на зимнее время.

– Но как же!.. Мой компьютер, я ничего... не переводила... – без сил сажусь на сиденье, оставив ноги снаружи.

– Мой компьютер тоже умный, зараза. Сам переводится в три часа ночи. Дочка, мы не заблудились? А то, может, махнем обратно в Питер? Чего тебе тут делать на болоте?

– Нет... Спасибо. Я все равно прогуляюсь.

– Ну как хочешь. Скажи хоть свое имя.

– Зачем?.. – очнулась я и подозрительно посмотрела на таксиста.

– На всякий случай. За кого свечку поставить, если что. Странная ты какая-то. Ничего плохого не задумала? Не обремени уж мою душу грехом, что привез тебя сюда.

Свечку!.. Смешно. Давненько я не думала о боге. В Объедкино бога нет. Там все решают мертвые и речка с руслом в виде ленты Мёбиуса. А может, мне не помешает маленький огонек свечки, если я опять туда попаду?

– Текила, – говорю я, выходя из машины. – Спасибо за беспокойство.

И быстро ухожу, пока он не пожалел меня до вынужденного насилия, как это делают заматерелые взрослые – затолкает силой в машину и вернет в город. К маме....

Запретная зона

Отойдя на безопасное расстояние, я услышала звук отъезжающего такси. Отдышалась, осмотрелась и укусила себя за руку. До крови. Больно. Я опоздала, надо же!.. Иду к предполагаемой речке на предполагаемое место встречи с предполагаемым сыном. А где мой сын? У Верочки теперь по-любому будет могилка с именем, странствовать ей больше не придется. Я не поеду жить на дачу Бирсов, и вообще – буду ли еще беременна?

Останавливаюсь у небольшого озерца и топчусь, размышляя – куда теперь идти? С какой стороны обойти большую лужу – а вдруг это болотная ловушка? Шагну и окажусь под черной водой... В каком я времени? А вдруг – ни в каком? В полнейшем безвременье! – к рассвету не успела, заблудилась в кустарнике и засосалась в лужу.

– Федор, – прошептала я тихо. – Если бы ты родился, я бы называла тебя Федулом, когда ты тупил. Или Федяком – когда хамил. И Дорушкой, когда болел или обижался.

– Ты еще заплачь, – услышала я знакомый голос позади себя.

Застыла и не могу повернуться. Интересно, он такой же?..

– А чего мне сделается? – Федор обошел меня и стал напротив, набычившись. – Я думаю, куда она пропала, раз уж на рассвет опоздала, а она стоит в болоте и обзывается!

– Ты меня дождался!.. – шагнула я к Федору.

Он отступил назад и покачал головой:

– Нельзя. Не тронь меня – пока не твое. Если хочешь вернуть свое, беги вот по этой тропинке, потом от поваленной березы – налево, а там уже услышишь сигнал машины, иди на звук. Леском короче будет.

– То есть... Я вернусь на аварию в февраль? Ну конечно!.. Машина Лизаветы при любом раскладе будет разбита, да? Непонятно только, почему я окажусь в этой машине. Неужели я согласилась жить на даче после раскопок под беседкой? – в волнении я закрыла глаза, вспоминая день моего бегства.

– Все болтаешь, болтаешь, а подмерзает, однако. Или передумала? – прищурился Федор. – Тогда тебе туда, к церквушке. Зайдешь, покрестишься, поплачешь – наваждение и пропадет, как ничего и не бывало. – Он наклонился, чтобы заглянуть снизу в мое лицо, и сердито спросил: – А может, ты хочешь обратно – в речку? Может, тебя засосало? Всемогущества захотелось? Помнишь, что стало со старухой корытной, которая возомнила себя владычицей? Захотелось?

– Нет! – кричу я.

– А если нет – зачем Лизавете в карман мякоть положила?! – закричал и Федор.

– Какую... мякоть?.. – опешила я.

– Ничего не видишь, как котенок слепой, дурочка малолетняя, – выдохнул Федор с досадой. – Говорил же тебе – предметы имеют значение! Говорил? Муж Лизаветы тебе кусок мякоти своей подарил, а ты его – в карман Лизавете сунула. Изменила ты судьбу Бирса. А зачем? Кто тебя просил? Хорошо хоть Верочку вовремя определила, она за тебя теперь похлопочет, может, и обойдется.