Невеста и Чудовище - Страница 29

Байрон поднял голову:

– При чем здесь истопник?

Я вздохнула и постаралась объяснить как можно доходчивей то, к чему пришла сама за последний месяц. Девочка приходит не ко мне. Она привязана либо к определенному месту, либо к определенным людям. Я думаю, что она привязана к месту, где стоит дом Бирсов, и еще больше – к истопнику.

– Может, это его погибшая дочь, – осторожно предложила я свою версию.

– У Кирзача не было детей, – вздохнул Бирс.

– Первый раз ты ее увидела на кладбище, – резонно возразил Байрон.

– Правильно. На кладбище со мной был ты. Потом мы поругались, и я долго не видела никого из вашей семьи и ни разу в то время не видела девочку! Потом пошла в консультацию и увидела ее, потому что...

– Потому что там была моя мать, – уныло закончил Байрон.

– Точно. Потом я поселилась здесь и последний месяц вижу ее почти каждый день. Истопник тоже ее видит, он с нею объясняется, поэтому пусть сравнят кровь истопника и кровь из банки.

– Да как я смогу взять анализ у моего сторожа? – взвился Бирс. – Пойти и попросить, чтобы он дал немного крови? Это бред!

– Не надо ни о чем просить, – успокоила я Бирса. – У меня есть его кровь. На полотенце. Я ударила его поленом по голове и потом стащила полотенце из корзины с грязным бельем.

После моих слов Бирс закрыл голову руками, а Байрон и доктор уставились на меня с приоткрытыми ртами. Доктор пришел в себя первым – специалист все-таки.

– Веня, – сказал он, вставая, – выйдем на минуточку.

И они вышли. Я спросила у Байрона:

– Что, напугала я тебя?

– Я тут вдруг подумал... – Байрон замешкался, опустив голову, и в каждую секунду его молчания мое сердце сделало по три удара.

Он поднял голову и посмотрел на меня решительно:

– Я подумал и вспомнил, как ты чувствуешь предметы. Ну, когда ищешь привязку к паролю.

– И что? – прошептала я.

– Текила, я тебе верю и сделаю все, что ты попросишь. Я сам отвезу материал в лабораторию, оплачу, сделаю все, что нужно – договорюсь, суну деньги, упрошу. Может, если бы я так верил матери в детстве, когда она меня просила... Ладно, это уже не в тему и поздно. Я все сделаю и порву пасть любому психиатру, который захочет...

В гостиную вернулись доктор с Бирсом.

– Ну уж сразу и насилие! – возмутился доктор. – Пасть! Неужели я так страшно выгляжу? Лилит Марковна, Байрон... – доктор кивнул нам по очереди головой, – сделаю, что смогу, и как можно быстрее, но деньги не помешают. Мне пора. Байрон, проводи.

Я подошла к окну. Доктора ждало такси. Истопник рубил дрова у беседки. Девочка сидела на пеньке и ковыряла красной туфелькой снег. Заячью муфточку она задрала на левой руке до локтя – мешает.

– Как вы уговорили доктора? – спросила я Бирса.

– Никак. Он понаблюдал за Кирзачом минут пять и заторопился.

Понятно. Кирзач наверняка разговаривал с девочкой и прогонял ее. Он даже мог запустить в нее поленом!

– То есть благодарить мне лично вас не за что? – уточнила я.

– Совершенно не за что. Не знаю, за что меня наказывает судьба подобным, но терпеть это еще и с вами я не намерен. Мне достаточно проблем с Лизаветой и ее призраками. Прощайте, Лилит. Постараюсь не видеть вас, по крайней мере до родов. Надеюсь, после них у вас будет много реальных земных забот, тогда и помогу, чем могу.

И тут он берет меня за подбородок, поднимает мое лицо, сам наклоняется и... целует меня в губы! Легко, почти неощутимо, но я все равно покрылась мурашками. И подбородку больно от сухих цепких пальцев. От ужаса я закрыла глаза. Пока приходила в себя, Бирс исчез. Быстро пошла в ванную и до возвращения Байрона успела помыть рот.

Лизавета

Дней через десять приехала Лизавета. Она радостно объявила с порога, что по календарю уже наступила весна, обошла дом, поговорила о чем-то с истопником в его пристройке, сходила в гараж. Я в гостиной слушала музыку и читала толстенный том «Средневековой Европы» из сундука Бирса, а страницы переворачивала пальцем, которым ела мед из небольшой банки. Лизавета присела ко мне на диван и смотрела, смотрела... загадочно улыбаясь, потом спросила:

– Не помешала? Я теперь буду часто приезжать. Венечка мне записку оставил, что не будет посещать это место до лета. Вот, привезла тебе Библию, – у моих ступней появляется небольшая толстая книжица.

– Бирс написал вам... тебе записку?

– Да, – просияла Лизавета, – он часто мне пишет. Девочка, кстати, тоже кому-то пишет. На снегу. Видела?

– Где? – подхватилась я.

– Сиди, сиди, – потянула меня за руку Лизавета, – в соснах пишет и вдоль дорожки. Там одно слово – «скоро». Кто-то его затаптывает.

– Это Кирзач, – уверенно кивнула я.

– Думаешь?.. Зачем ему? Странно как-то, – задумчиво заметила на это Лизавета.

Я устроилась в подушках и изучила усталое лицо Лизы, но все равно не сдержалась:

– Почему – странно? Он дикий совершенно, этот ваш истопник, и... душегуб!

– Ну-ну... – Лиза успокаивающе погладила меня по ноге.

– У него есть свой дом?

– Не знаю точно... – задумалась Лиза. – То есть почти наверняка – нет. Он пришел к нам работником в девяносто пятом? Нет, кажется, в девяносто третьем. Да-да, я помню, он снимал домик в деревне тут неподалеку у одинокой женщины с ребенком, а сам подрабатывал по дачам, а мы тогда как раз строились. Если бы не Кирзач, я бы никогда не достроила этот дом.

– Почему?

– Потому что муж мой... умер, – Лизавета запнулась и закрыла глаза на секунду, – я осталась одна с маленьким ребенком – не до строительства было, лишь бы выжить. А Кирзач попросился остаться жить в нашем недострое и ничего не брал за работу. Женщина, с которой он жил в деревне Выселки – от нас километра три, – продала дом и уехала. Ему надо было или снимать, или – сразу поселиться там, где работа. Я согласилась, мы тогда все равно на даче отдыхать не могли – не достроена. Кирзач сделал пристройку, сначала с печкой, переселился в нее и потихоньку, потихоньку... Беседку вот сделал. Я как-то намекнула, что это муж хотел большой дом, а мне за городом летнего домика и беседки достаточно – приехать, посидеть, попить чаю и посмотреть на залив. Через два месяца меня ждала беседка.